null

Как бы ни был кленовый лист похож на лист чинары, родным он скульптору Вагифу Рахману, похоже, так и не стал

Имя Вагифа Рахмана, азербайджанского скульптора, приверженца постмодерна в монументализме, прославленное, без преувеличения, на весь мир, на его исторической родине, к сожалению, широкому кругу мало известно. Долгие годы живший по ту сторону Каспия, в Казахстане, по эту сторону — в Баку он выставлялся не часто. Правда, в последний раз — совсем недавно: минувшей осенью ценители его творчества смогли полюбоваться его работами в бакинской галерее «Гыз галасы». Знаменитый скульптор устроил совместный вернисаж со своей сестрой, прославленной художницей Марал Рахманзаде, как раз тогда отмечавшей свое 90-летие. Брат и сестра Рахмановы происходят из семьи, давшей Азербайджану целую плеяду очень талантливых людей.

Семья ювелира

На рубеже прошлого и позапрошлого веков на весь поселок Мардакан славилась семья местного ювелира Юсуфа Рахманова. И недаром, ведь в рамках этой семьи был накоплен огромный творческий потенциал. Прежде всего сам Юсуф киши был истинным художником — украшения его работы всегда отличались не только высококачественным исполнением, но и оригинальностью задумки.

Жена его, Хадиджа Субхан гызы, была отменной рукодельницей. Джамиля ханым, одна из ее дочерей, вспоминает: «Мама нас обвязывала всех... Мы, дети, спим, а она вяжет и вяжет по ночам свитерки, перчатки, рейтузы, носки — детей много, все время кому-то что-то нужно связать». Но главное — Хадиджа ханым была, говоря современным языком, менеджером по продажам у своего талантливого супруга. Делалось это так. Раз в неделю Хадиджа ханым, подобно всем азербайджанским женщинам того времени, устраивала себе «хяфтя хамамы» — день похода в баню.

Надо сразу пояснить — то была не просто гигиеническая процедура: поддерживать тело в чистоте можно было и дома, что и выполнялось. А «хяфтя хамамы» был этаким выходным днем, посвященным исключительно общению в «женском клубе» — бане. Целый день женщины наслаждались отдыхом — купались, перекусывали, болтали, обмениваясь новостями... Прихода Хадиджи ханым в мардаканской бане ждали с особенным нетерпением: десятки женских глаз сразу жадно устремлялись на ее украшения. Ведь на ней практически всегда было что-то новое из ювелирных украшений — она надевала очередные оригинальные работы мужа, чтобы разрекламировать их. Женщины разглядывали и примеряли браслеты, кольца, медальоны, головные подвески и прочие прелестные вещицы, а потом, позже, шли к Юсуфу киши с заказами...

В семье мардаканского ювелира родилось 10 детей — пять мальчиков и пять девочек. Двое из них умерли в младенчестве, зато остальные восемь прославились каждый в своей профессии не меньше, а иные и больше своего отца. Старшая дочь, Марьям, была, что называется, дизайнером от Бога — она прекрасно шила, а самое главное, легко кроила любые куски ткани «на глазок», безо всякой разметки. Уточнит фасон, оглядит внимательно заказчицу — и тут же берется за ножницы. И всегда одежда сидела, как влитая, по фигуре. Сейчас это называется «французский крой». Тогда же о таких самородках, как Марьям, просто говорили «отличная портниха» — в вузах СССР середины минувшего века не было факультетов моделирования одежды, ибо умение шить не считалось отдельной профессией, требующей диплома... В Марьям проявились гены не только матери, прекрасно умеющей ткать и вязать, но бабушки по материнской линии, которая была искусной ковроткачихой.

Вторую дочь в этой семье благодаря ее редкостному по силе таланту узнал весь Советский Союз, да и весь мир. Это была Марал Рахманзаде — знаменитая художница, создавшая ряд графических серий, посвященных родному Азербайджану. Она во многом была первой. Например, первой из азербайджанок была принята в московский художественный вуз. А много позже — первой из художников рискнула поехать за впечатлениями для создания серии о жизни нефтяников Каспия на легендарные «Камушки». И сейчас-то не всякий художник рискнет сесть в вертолет, чтобы слетать на шельфовую буровую, а ведь тогдашние Нефтяные Камни не только по технической оснащенности, но и по условиям жизни сильно отличались от нынешних морских платформ. И в высокогорный Хыналыг она добиралась так же бесстрашно, не говоря уже о прочих, более доступных для путешествий районах республики... Марал Рахманзаде, в прошлом году отпраздновавшая свое 90-летие, — народный художник Азербайджана. Лауреат Государственной премии. Одна из дочерей семьи Рахмановых... Но не единственный талант в этой семье.

Третья сестра, Ханым, закончила Политехнический институт и стала архитектором. Два старших брата тоже выбрали ИЗО в качестве профессии: Кямал стал лепщиком-орнаментальщиком (он разработал, в частности, проект рельефного убранства здания Аздрамы), а Тофик — скульптором. Здесь, вне всякого сомнения, сработали гены как отца-ювелира, так и предков по материнской линии: например, дядя, брат матери, был известным в Мардакане камнерезом — на некоторых домах в этом поселке до сих пор сохранились орнаменты, изготовленные его руками.

Фуад, Джамиля и Вагиф были в семье не просто самыми маленькими — они были близки по возрасту друг к другу, почти погодки, и при этом намного моложе своих старших братьев и сестер. Фуад и Джамиля — единственные из восьмерых детей Рахмановых не пошли по художественной части: Фуад выбрал одну из самых славных профессий в Азербайджане — стал нефтяником, а Джамиля, тонкая, чувствительная душа, стала музыкантом. А вот Вагиф, самый младший из детей, стал скульптором. Джамиля ханым вспоминает: «У нас даже было фото: трехлетний Вагиф со своей пластилиновой армией — танки, пушки, солдатики... Он их лепил — много-много, потом они «дрались», битва кончалась кучей малой из пластилина, а он говорил: «Ничего, я еще таких наделаю». Налепит заново, разложит на подоконнике и меня зовет играть. А мне, девочке, «войнушки» не интересны — я отказываюсь. Он, правда, не обижался».

Азербайджанский художник из Казахстана

Учился Вагиф в бакинской школе №1. Именно там состоялась его первая в жизни персональная выставка. Его увлечением скульптурой с любовью и вниманием руководил муж старшей сестры Ханым — знаменитый скульптор Фуад Абдурахманов. Приносил пластилин, учил профессиональным приемам...

К тому времени, когда Вагиф подрос и должен был определяться с профессией, семья Рахмановых переживала не лучшие времена. Трудности начались еще в войну. И дело было не только в стесненных материальных условиях, хотя и это было — Марал даже была вынуждена продать в музеи несколько ковров бабушкиной работы (именно Марал больше всего помогала поднять трех младшеньких матери, которая сама не имела никакого образования, а значит, и не могла получить работу). Хуже всего оказалось то, что семья была в родстве с Асефом Рахмановым, известным бакинским партийным деятелем, репрессированным в конце 30-х. Асеф Рахманов, объявленный в 1937-м врагом народа, был братом Юсуфа...

Как-то, сидя с приятелями за столом, Юсуф Рахманов откровенно, с горечью высказал все, что думает о властях по поводу участи Асефа. Дальше все было в худших традициях тех лет. Один из участников застолья прямо от Рахмановых направился в отдел НКВД с доносом. Юсуфа киши забрали, отправили в ссылку в Ташкент, а в 1943-м его не стало. Хадиджа ханым долгие годы потом все сокрушалась: «Ну почему он тогда не сдержался, зачем сказал это при всех?»

Вагиф Рахманов закончил художественное училище им.А.Азимзаде и собрался поступать... в Бакинское мореходное училище. Почему именно туда? По словам Джамили ханым, его привлекала суровая романтика «настоящей мужской профессии». Но в мореходку парня не приняли как родственника врага народа. И он уехал в Москву, где поступил в Художественный институт им.Сурикова на факультет скульптуры. Шесть лет спустя он закончил его с красным дипломом. Однако в родную республику не вернулся — уехал в Казахстан. С этой землей Вагифа на тот момент уже связывали теплые узы: будучи еще студентом, он женился на Тамаре, студентке из Казахстана. Она училась в Гнесинке и жила в том же общежитии, что и Вагиф. Там они и познакомились.

Казахстан принял азербайджанского художника с распростертыми объятиями. Молодая семья поселилась в Алма-Ате. И уже три года спустя Вагифа Рахманова приняли в Союз художников Казахской ССР, и это было первой ступенью официальной лестницы его творчества. Позднее, в 1981-м, ему было присвоено звание заслуженного деятеля искусств Казахстана. А недавно, в 2006-м, он стал академиком Академии художеств Республики Казахстан.

В 76-м, будучи в Москве, Вагиф Рахманов был участником групповой выставки, и показал свои работы великому мастеру Аркадию Райкину, который по достоинству оценил талант юноши. На этой выставке молодой скульптор предложил всенародно любимому актеру в подарок любую свою работу — на выбор. Печальный взгляд того, кто лучше всех умел смешить, остановился на бронзовой композиции «Вечность»: сплетенные в объятии фигуры — мужская и женская...

Думается, что Райкину эта вещь, безусловно, была близка по духу, легла на сердце. Однако нельзя не отметить и прозорливость этого талантливейшего человека по отношению к молодому автору: из всех предложенных ему работ он безошибочно выбрал ту, которая в дальнейшем определила одну из магистральных линий в творчестве скульптора. Речь идет как о форме, так и о содержании — с одной стороны, парные фигуры мужчины и женщины будут красной нитью проходить практически во всех сериях работ Вагифа Рахманова, а с другой — тема вечности как таковой будет сквозить в самой сердцевине идеи почти всех его произведений, независимо от их формы.

Певец постсоветского постмодерна

Надо сказать, что материальное воплощение творческих фантазий Вагифа Рахмана можно четко разделить на станковые произведения и монументальные, причем последние относятся по большей части к категории парковой скульптуры. Единение рукотворной красоты и природной стало непременным условием создания его парковых скульптур, они всегда идеально вписываются в окружающую среду.

Не последнюю роль в этом играет и тот факт, что Вагиф Рахманов часто, особенно в произведениях последних лет, активно обыгрывает не только форму и объем той или иной композиции, но и свет, который, преломляясь в сквозных элементах работ, выполняет определенную функцию, несет смысловую нагрузку. Конечно, замысел каждой вещи неповторим, и все же можно вывести некую закономерность: автор хочет показать одушевленность неодушевленных скульптур, а через это, видимо, — вечность мысли, идеи, заключенной в бренной плоти.

Обо всем этом очень хорошо и емко рассказал во вступительной статье к каталогу Вагифа Рахмана «Пластические символы» Борис Чухович, куратор Выставочного центра Монреальского университета. Статья получила название «Тела-маски Вагифа Рахмана». Искусствовед однозначно уверен, что образы этого скульптора есть «многоликое постмодернистское тело». Однако он напоминает читателю, что западный постмодернизм — итог несколько иного пути, отличающегося от того, какой прошло искусство на постсоветском пространстве.

Да, в постмодернизме тело превратилось в маску. Но на Западе это маска-симулякр (термин Ж.Бодрийяра), скрывающая отсутствие какого бы то ни было содержания. А на Востоке постмодернизму близка скорее уж маска комедии дель арте, которая воплощает некий типаж, и именно потому скрывает многое — даже слишком порою многое (но уж, во всяком случае, не пустоту!). Б.Чухнович видит в работах Вагифа Рахмана «связь с гуманистической традицией, которая видела в теле плоть, а в плоти — «воплощенный дух». Можно добавить к этому, что традиция передавать «воплощенный дух» посредством образов, далеких от прямого изображения человека и оттого не менее впечатляющих, характерна и для мусульманского искусства. А традиция включать в смысловой ряд и фон (читай — окружающую среду), не считая его «пустотой», характерна для восточного искусства вообще.

Статья, о которой идет речь, написана совсем в недавние годы. Именно в это время в творчестве Вагифа Рахмана появились стекло и металл — наряду с классической бронзой, со столь любимым им некогда шамотом, с привычным для парковых скульптур камнем и даже деревом (след увлечения африканской этнической пластикой). Цветное стекло и ажур металла лучше всего передают идею просвета — и в скульптурной композиции, отчего она кажется невесомой, и в душе, отчего она сразу приобретает легкость. Свет — символ счастья...

Впрочем, если говорить о сочетании «скульптура + витраж», то это — наиболее свежий способ воплощения идей в творческой копилке Вагифа Рахмана. Способов этих у него множество, и каждый всегда гармоничен с той или иной серией. Материал всегда соответствует замыслу и меняет свой облик, свой смысл в рамках той или иной идеи. Например, для пронзительных «Ходжалы», «Реквиема», «Упавшего ангела» бронза — словно струна, на которой звенит боль. Для грустной серии «Руки» или для «Невесты» и «Колесницы», от которых веет пратюркской романтикой, бронза — символ увековечивания. Что же касается бесчисленных фигурок влюбленных, то здесь бронза — это отсветы солнца, бликов света и счастья в душах.

Три страны, три жизни

В карьере Вагифа Рахманова было огромное количество выставок, как групповых, так и персональных. На сегодня их число близится к полутора сотням. Географию их, равно как и местонахождение коллекций, в которых находятся его работы, перечислять долго — это и Азербайджан, и страны Центральной Азии, и другие страны постсоветского пространства, и множество государств Европы и Азии, а также Африка и Америка. Но первая персоналка на родине, в Баку, у этого художника состоялась только в 1991 году. В те же 90-е в его жизнь вошла и третья «постоянная географическая точка», помимо Баку и Алма-Аты, — Канада.

В Торонто он участвовал в ряде групповых выставок в различных галереях, стал членом Скульптурного общества Канады, но главное было не в этом. А в том, что он и его семья решили отправиться в Канаду на ПМЖ — постоянное место жительства. К тому времени у Вагифа и Тамары были уже совсем взрослые дочери. Обе, кстати говоря, пошли по стопам отца: окончили художественный институт в Алма-Ате. Старшая, Айгуль — дизайнер. Младшая же, Наргиз, работала в одной из нью-йоркских галерей, где, кстати, однажды состоялась и ее совместная с отцом выставка. Затем вышла замуж и переехала в Мюнхен. Надо сказать, что многие внуки Юсуфа киши и Хадиджи ханым стали художниками — например, обе девочки их старшей дочери Марьям закончили художественный институт в Тбилиси. Вот и семья Вагифа не стала исключением...

По идее самому Вагифу Рахману жизнь в стране кленового листа тоже должна была показаться легкой: он известный, преуспевающий скульптор, да и чисто на бытовом уровне, с тем же языком, например, проблем нет. И все же... что-то не сложилось. Как бы ни был кленовый лист похож на лист чинары, родным он скульптору, похоже, так и не стал. Жена и дочь азербайджанского художника из Казахстана в свое время благополучно осели за океаном, а вот сам он с тех пор так и «повис» между тремя мирами своей жизни, проводя уйму времени в долгих перелетах...

При этом он посещает не только эти места на земном шаре, но и еще минимум 4-5 стран. За его работами охотятся коллекционеры, жадно читающие сообщения о новых «лотах» на его персональном сайте. А он и творить успевает вполне успешно, и регулярно, каждые полгода, навещать родной Баку. Джамиля ханым рассказывает, что приезжая сюда, он почти не ездит — все ходит пешком, разглядывает стремительно меняющийся город. Говорит, что скучает по бакинскому солнцу и морю, хотя дело, конечно, не только в них... А когда уезжает, то постоянно звонит и обязательно спрашивает, какая погода сейчас в Баку. Джамиля ханым, чтобы не терзать ему душу, частенько отвечает, что, мол, дождь, слякоть...

Для своего авторского фото в каталоге Вагиф Рахман выбрал портрет на фоне каспийских волн. Снимали на Абшероне, хотя, казалось бы, какая разница — что по эту сторону Каспия, что по ту... Но для него — разница есть.